Интервью

Речевые дефекты в зеркале современной жизни.

Правильно говорить, читать, писать нас учат с раннего детства. Большинство эту науку осваивают сравнительно легко и быстро. Большинство, но не все. Просто о существовании этого меньшинства мы в силу разных причин почти ничего не знаем.  А вот кандидат медицинских и доктор  психологических наук Александр Николаевич Корнев до сих пор помнит ворохи писем, пришедших ему после выступления по радио России с беседой о речевых дефектах детей. Одна из слушательниц, например, только после передачи поняла, почему ее двенадцатилетний сын не может научиться читать.

Сегодня  профессор Санкт-Петербургской медицинского педиатрического  университета, заведующий кафедрой логопатологии, президент  Ассоциации логопатологов Петербурга А.Н. Корнев  - наш собеседник. Разговор с ним интересен еще и тем, что нейропсихологические  отклонения в развитии речи   ученый рассматривает не только с физиологической и психической точки зрения, а и в широком педагогическом и социально-психологическом контексте.

Страхи реальные и мнимые.

- Александр Николаевич, в обывательском сознании работа логопеда ассоциируется с постановкой правильных звуков, с устранением  заикания у детей. Насколько это утверждение соответствует тем задачам, которые решает логопед?

 -  На самом деле объем задач значительно шире. Логопед, если он работает в детском учреждении, как правило, не только исправляет дефекты звукопроизношения, но и коррегирует неточности слухового восприятия звуков речи (т.н. фонематический слух), развивает словарный запас, учит строить фразы по правилам русского языка, формирует связную речь. Поверьте, дети, которые   вместо «Ш» говорят «Ф», - не самые трудные  в плане коррекции. Да и по значению в жизни человека неправильное  звукопроизношение – далеко не самый тяжелый дефект. Гораздо тяжелее работать с теми детьми, кто не может построить фразу, у кого желание высказаться огромное, а при попытке его воплотить изо рта вылетает что-то куцее, убогое и не впечатляющее. Но мне-то понятно, почему логопедию большинство людей связывают со звукопроизношением. Потому что это самое заметное в речи. Представьте: все говорят «шишки», а ваш ребенок говорит «сыски». Но замена звуков - всего лишь верхушка айсберга. Грамотный логопед понимает, что в звуковом строе речи гораздо  более серьезную роль играют  другие нарушения.

- Какие, например?

- Когда ребенок не просто неправильно произносит звуки, а не совсем тонко и точно чувствует различия между ними на слух. Последствия такого речевого дефекта  проявятся в школе, когда начнется обучение  письму: появятся ошибки в письме, замена букв. В этом  случае специалисты говорят о том, что у ребенка не сформированы фонематическое восприятие, фонематические представления. У кого эти различия слишком туманны, тот вместо «щука» будет писать «сюка», вместо «белка» - «пелка» и так далее. В  школьном возрасте  при этом формируется особое расстройство, его называют дисграфией. Это не просто неграмотность, это нарушение  механизмов, относящихся к речевой  сфере, без которых невозможно сформировать грамотное письмо. Потому что механизм грамотного письма у школьников на раннем этапе всегда подразумевает умение разъять на части целое слово, а потом вспомнить, какой звук какой буквой обозначается.

- А может человек с дефектным произношением  писать абсолютно правильно?

- Конечно. В таком случае произносительный недостаток, если так можно выразиться, - просто «косметический» дефект.

- Если бы родители в детстве обратили на это внимание и своевременно отправили  его к логопеду, можно было бы исправить такие недостатки?

- Конечно. И чем раньше начнется коррекция, тем легче исправить дефект. Так как для каждого речевого навыка есть сенситивный, или наиболее чувствительный период.  Это связано с законами созревания мозга. Каждым нашим навыком управляют определенные мозговые центры. Они созревают не сразу, а  по определенным этапам. Пока они еще не до конца созрели, многое можно изменить. Когда завершился этот период, происходит автоматизация, закрепление неправильного навыка. И тогда придется ломать, перестраивать образовавшийся стереотип. А это значительно труднее.

Прежде чем идти к логопеду.

- Почему же многие родители игнорируют помощь логопеда? Ведь кому-то из детей во взрослом возрасте этот «косметический» недостаток может испортить личную жизнь, профессиональную карьеру?

- Я убежден, что если имеется какой-то речевой недостаток, необходимо  от него избавиться. Просто кому-то лень, кому-то кажется, что он сам собой исчезнет. Возможно, опыт общения родителей со специалистом был не совсем удачным. Ведь как бывает? Попадешь к одному специалисту, он скажет, что если в 4-5 лет вы не взялись за коррекцию основательно, то  через два-три года будет трудно что-либо сделать. Другой же наоборот успокоит: « Ничего страшного, он еще маленький, подрастет и все будет хорошо». Подобного рода советы ни к чему не обязывают, иногда их даже удобно давать. Что раньше делали с вестниками, которые плохую весть приносили? Голову отсекали. И здесь то же самое. Когда ты неприятные вещи о ребенке говоришь, родитель напрягается, переживает. Ты становишься плохим в его глазах.

- Как в таком случае родителю отличить хорошего профессионала от плохого?

- На мой взгляд, хороший профессионал отличается от среднего и слабого чрезмерной категоричностью всяких обещаний, безапелляционностью суждений. Особенно вас должно насторожить, когда вам обещают златые горы. Грамотный специалист понимает, что все в жизни значительно сложнее и невозможно предсказать ход событий, он ведет себя более сдержанно и осторожно. И когда педагог  говорит: платите столько-то, а на выходе гарантированно получаете идеальную речь - я для себя ставлю такому специалисту тройку или двойку. Это самая заметная черта не очень компетентных специалистов. Однако, более основательно  профессионала может оценить  только профессионал. И этим, к сожалению, пользуются  не вполне добросовестные «специалисты». В последнее время  развелось немало  умельцев «работать с родителем», «забалтывать его», уверяя, что все идет как надо. Среди них много тех, кто купил если и не диплом, то оценки,   проставленные в нем.  А когда ничего не получается такой горе-специалист разводит руками: сами мол виноваты, не старались, не помогали, или просто исчезает по-английски не прощаясь. А народ у нас своеобразный – терпеливый, вместо того чтобы в суд пойти и потребовать возмещения за зря потраченное время, за нанесенный ущерб, махнет рукой: ну что ж, не вышло. Сколько ко мне таких родителей приходило на консультацию! Честно говоря, поражался их терпимости. К сожалению, защищать свои права и требовать качественного обслуживания, не в наших традициях. А поскольку этого нет, любой шарлатан с дипломом может зарабатывать деньги на нашей правовой безграмотности  весьма успешно и долго.

- Что же делать?

- Довериться мнению людей, имевших положительный опыт общения с тем или иным специалистом. А вообще-то во всем мире контроль качества работы логопедов, да и многих других специалистов, осуществляют профессиональные ассоциации. Они выдают сертификаты, подтверждающие профессионализм специалиста,  и отбирают их, если на него поступает много справедливых жалоб. Это очень эффективный регулятор, потому что в этом случае профессионала оценивают профессионалы, имеющие безупречную репутацию . Мы в Санкт-Петербурге тоже пошли по этому пути и создали ассоциацию логопатолого. Но по законам нашего государства подобные  ассоциации – это просто общественные организация, которые  не имеют никаких прав, позволяющих  оценивать качество специалистов.  В начале перестройки был период, когда ассоциациям разрешали участвовать в аттестации специалистов, потом и это исчезло, потому что комитету по образованию не выгодно, когда кто-то со стороны вмешивается в их дела. В штат НМЦ или РОНО иногда вводится сотрудник, который курирует коррекционные образовательные учреждения. Но все зависит от того, насколько он компетентен в вопросах коррекционной педагогики. К сожалению, в нашей стране чиновнику все еще принадлежит монопольное право на истину. И что бы ни думали специалисты, какие бы ни были они асы или суперасы,  ничего это абсолютно не решает. Несколько лет назад работала  у нас в комитете образования одна дама, которая вдруг решила, что нельзя логопедам  давать родителям домашнее задание. И никто из логопедов поперек встать не мог, хотя понимали абсурдность этого требования.

Так что, нередко выбор педагога – это в известном смысле лотерея.

- В зависимости от возраста с какими проблемами чаще всего обращаются родители к логопеду?

- В младшем возрасте – это дефектв звукопроизношения, или вообще отсутствие речи, неумение овладеть связной речью, в том числе и заикание. Но заикание, это уже не отклоняющееся развитие, а невроз - более серьезное заболевание. А когда начинается школа, то основные жалобы касаются письма и чтения.

Это загадочное  слово «дислексия».

- Грамотное письмо дается действительно далеко не всем, но чтением в начальной школе худо ли бедно овладевает каждый?

- Если бы. Научно доказано, что существует от 5 до 8 процентов людей в российской детской популяции, которые не могут стойко и долго овладеть полноценными навыками чтения - пятиклассник читает даже не по слогам, а еще хуже. Это  серьезная аномалия развития. И самое печальное, что она нередко остается на всю жизнь. Эта аномалия  называется дислексия. Она трудно преодолима, особенно когда поздно выявляется. Проблема настолько серьезна для нашей страны, что мы, группа специалистов, создали Российскую ассоциации дислексии. Дислексики есть во всех странах, их количество  зависит еще и от языка. Среди носителей  англоязычного языка дислексиков больше,  в языках, где более прозрачная орфография, «как слышим, так и пишем», - в итальянском, в испанском, в чешском -  их меньше. В чешском – всего 2-3 процента, а в англоязычных  - 10- 15 процентов. Совсем низкий показатель в восточных странах: в Китае, Японии  – всего 0,5 процента,   потому что там иероглифическая письменность, не нужно звуки буквами обозначать и соответственно при чтении переводить ряд букв в слово.

Если все перечисленные проблемы сравнить, то проблема дислексии самая злокачественная и самая  болезненная, потому что весь цивилизованный мир построен на печатном слове, тексты на каждом шагу: на улице, в магазине, в офисе, дома – всюду. Дислексик  чувствует себя в этом мире повсеместно, ежечасно, ежеминутно очень некомфортно. Иностранец в своей стране.

- Эти люди совсем не способны научиться читать?

- Степень дислексии у всех разная. Но в среднем  взрослые дислексики читают почти как первоклассники.

- А как в таком случае они в профессии себя реализуют?

- По-разному. Конечно, никто из них не выберет профессию, где нужно читать профессионально. Более того, среди них немало тех, у кого речевой жанр – это слабое место, в том числе и в устной речи. Я помню, была у меня пациентка, девочка с дислексией, которая писала  стихи, их даже в детской передаче зачитывали. Но такое сочетание одаренности в языковой сфере и дислексии, - чрезвычайно редкое явление. Моей пациентке предложили даже вести детскую передачу, но из-за дислексии эти планы потерпели фиаско. Этот недостаток, к сожалению, закрывает двери в профессии многим из них.  Страдающие дислексией люди чаще всего выбирают специальности, которые не требуют высшего образования. Бывают, конечно, исключения. Я знаю одного талантливого инженера с явными симптомами дислексии. Техническую литературу с формулами, специальными символами ему читать было легче, а художественную – значительно труднее. Зато другой случай:  учительница литературы с дислексией – это, действительно, эксклюзив. Но и такой случай был в моей практике. Трудно представить, как она смогла получить высшее филологическое образование. Титанический труд, который вкладывают такие люди, получая высшее образование,  несравним с усилиями  обычных людей.

- Интересно, как эта учительница  в классе читала тексты детям?

- Она это делала отчасти наизусть. Со слуховой памятью у таких людей обычно нет проблем. Известны некоторые успешные актеры с дислексией.

-  Где и как дети с такими тяжелыми речевыми нарушениями получают помощь?

- Если говорить о школьниках, то существуют так называемые логопункты и небольшое количество логопедических, или речевых школ. Кроме того, в последние годы стали открывать логопедические классы в массовых школах. Но чаще в них попадают очень тяжелые дети, у которых нарушены как  устная, так и письменная речь, в том числе и чтение  Но существует немалое количество детей, у которых с устной речью все нормально, а научиться читать они не могут. Наши логопеды формально должны оказывать помощь и тем, у кого трудности в письме, и тем, у кого - в чтении.  В реальности же  система психолого-педагогической  помощи  детям с дислексией у нас очень слабо разработана: мало специальной литературы, мало методик. И именно потому, что инструмента, который мог бы эффективно помогать, в руках логопеда нет, он редко берет на коррекцию таких детей.

Но это скорее не методическая проблема, а проблема общества, которая не видит этих людей. Российская ассоциация дислексии  в Москве провела анкетировании среди учителей массовых школ на предмет, знают ли они, что есть такое расстройство, как дислексия. Оказалось, что о ее существовании знают всего 30 процентов учителей общеобразовательных школ. Но это в Москве, в глубинке этот показатель вероятно будет намного выше.

В свое время я вел серию передач по радио России. После этого пришел вал ответных писем из разных уголков. И что характерно,  только по моему описанию родители (не учителя!) догадались, что их страдалец-ребенок, которого все шпыняли, на самом деле дислексик. А его все называли разгильдяем, дураком. И никому в голову не приходило, в первую очередь учителям, что это не лень и не тупость, а такое особое расстройство. В западных странах с разной периодичностью устраивают рекламные компании. Скажем, пять-шесть лет назад был год дислексии, когда все страны Европы в это включились, проводились разного рода акции, привлекавшие внимание общественности. Я был в то время членом Международной академии по изучению трудностей в обучении, решил обратиться в наш Комитет по образованию с предложением присоединиться к этой акции – никакого интереса. Ноль. При таком отношении мы в нашей скверне будем долго пребывать, и спасение утопающих будет делом рук самих утопающих.

- Акции – это, конечно, хорошо. А повседневная помощь какой должно быть?

- Сошлюсь на пример из зарубежной практики . В США  в каждой библиотеке выделен уголок для дислексиков. Там работает специальный персонал, который поможет такому человеку выбрать нужную книгу, сориентироваться. Западное общество  считает невозможным оставить таких людей без помощи.

 В ряде стран дислексия рассматривается на государственном уровне как серьезная социальная проблема, в США в ранг закона возведена систем помощи тем, кто страдает дислексией. Этой проблеме было посвящено одно из заседаний конгресса.

В США лица с дислексией,  уже поступив в университет, - а они могут поступить в университет, хотя и плохо читают - летом занимаются в летней школе, которая помогает исправить дислексию. У нас же вся логопедическая помощь заканчивается на уровне 4 класса начальной школы и ограничивается чаще всего коррекцией дисграфии.

- Тем не менее, количество безграмотных выпускников школ растет в геометрической прогрессии. В чем, на ваш взгляд, причина?

- Таких причин несколько. Совершенно очевидно, что для детей, страдающих дисграфией, логопедическая помощь не должна заканчиваться начальной школой. А у нас по закону  бесплатная помощь таким ученикам оказывается только в течение первых четырех лет обучения. Известно, что многие из таких детей продолжают испытывать трудности и в пятом, и в шестом, и в седьмом классах. Реально, среди  дисграфиков  помощь получают не все в ней нуждающиеся, а для многих получающих коррекционную помощь  оказывается недостаточной по продолжительности, незавершенной  Поэтому нередко у таких детей в средней школе дисграфия снова начинает  расцветать пышным цветом.

Вторая причина безграмотности – снижение профессионального  уровня преподавания русского языка. Если раньше учитель считал своим долгом доработать после уроков с учеником то, что он не понял на уроке. И это было нормой. Теперь, -  увы. Такого рода педагоги – большая редкость. Не способствует хорошему усвоению правил грамматики  бездумное введение авторских программ, форсирование темпов обучения плюс увлечение ранним обучением. Все это вместе и приводит к такой неприглядной картине. Даже преподаватели вузов теперь за голову хватаются. Дело дошло до того, что даже на филологический факультет поступают полуграмотные  абитуриенты.

Нет логопеда – нет проблемы

- В одной из центральных газет прочитала письмо читательницы. Она жалуется, что не может устроить ребенка в логопедическую группу, хотя медицинская комиссия дала ему туда направление. А в платную группу ей, музейному работнику, определить ребенка не под силу. Насколько остро стоит в Санкт-Петербурге проблема нехватки специализированных речевых образовательных учреждений и групп?

-  У нас вообще в детских садах не хватает мест, в том числе и в логопедических группах. К сожалению, в течение последних пяти-семи лет  общая  правительственная политика направлена на свертывание многого из  того, что создавалось при советской власти. Тогда была  создана разветвленная сеть специализированных учреждений, причем самая разветвленная, чем в какой бы то ни было другой стране, и очень недешево стоящая государству. Когда мы  оказались в другом, капиталистическом государстве, правительство начало экономить именно на социальных программах. В полуофициальной обстановке  нередко звучит, что специалисты утрированно представляют положение вещей с психическим здоровьем детей, а : дескать  это психиатры «наплодили» такое количество аномальных детей. И начинают всеми правдами и неправдами сокращать количество коррекционных классов, специальных образовательных учреждений. Прежде у нас и в обычных школах открывались коррекционные классы и классы выравнивания.  По положению в них должен работать логопед, дефектолог, а детей должен периодически консультировать психиатр (с согласия родителей, конечно). Лет 20 назад  таких классов было  много, а потом пошла волна свертывания, а по сути дела, экономии на таких детях.

Года два назад  в одном из районов  создалась ситуация, когда дети, которых отобрала медицинская комиссия, должны были целый год ждать  места в логопедические группы и детские сады.  Года полтора назад в Петербурге прошла волна сокращений ставок логопедов в образовательных учреждениях.  Правда, логопедических садов это не коснулось, там есть утвержденный штат логопедов. А многие из  логопедических групп общеобразовательных детских садов были  закрыты.

- Может быть, из-за уменьшения количества детей с речевой патологией?

- Наоборот – таких детей год от года  становится больше . И это все хорошо знают.

- И с чем связан рост речевой патологии?

- Качество здоровья падает, родовспоможение ухудшается, количество  новорожденных  с  перинотальной энцелопатей не уменьшается, а увеличивается. Нельзя сказать, что рост  детей с речевой патологией (замеч. для редактора: это словосочетание не используется во  множественном числе) очень бурный, но он объективно существует. А вот адекватного ему  роста сети логопедических учреждений нет, потому что нет продуманного мониторинга в отношении таких детей. 

- Но бить тревогу должно в первую очередь ваше профессиональное  сообщество?

- Мы, естественно, не можем спокойно смотреть на такую ситуацию. И  резолюции  после конференций, и письма писали в комитет, но все это ложится на полки чиновников. В ряде  районных медико-психолого-педагогических центров, в штат которых входит логопед, удается открыть несколько коррекционных групп.  А в целом ситуация такая, что  все приходится брать с бою.

­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­__________________________________________

Из пеленок в школу. Зачем?

- Сегодня родители хотят как можно быстрее научить ребенка писать и читать? Как влияет на развитие речи раннее обучение?

- Раннее обучение грамоте оправдано тогда, когда ребенок  здоров и созрел. И все его функциональные системы готовы к тому, чтобы осваиывать эти навыки.  Есть некоторое количество детей, которое в развитии опережает остальных. Для них раннее обучение – это нормально. Но сегодня  раннее обучение становится модой, игрушкой  родительского престижа. Учителя реагируют на родительский запрос, совершенно не обращая внимания, может или нет учиться ребенок в такой жесткой, нагруженной программе. В языковые школы попадают дети, которые еще у логопеда не исправили все речевые недостатки в родном языке, а им предлагается освоить 1-2х иностранных языка с 1 класса.

- Вы считаете, что раннее обучение иностранному языку вредно для развития речи ребенка?

- Это надо делать разумно и грамотно. То, что делается в большинстве наших садов: заучивание стишков, иногда даже зазубривание букв, –  так же быстро забывается, как и усваивается. Самое естественное изучение иностранного языка для дошкольника – семейный метод, или метод погружения. Начинать изучать в детстве иностранный язык лучше  как разговорный, просто общаться на нем с ребенком. Тогда дети легко это схватывают. Например, бывают семьи, где один родитель хорошо знает английский язык, а другой - немецкий. С мамой ребенок говорит, допустим, по-английски, с папой – по немецки. Тогда он хорошо знает три языка, включая свой родной. Это реально. И то при условии, если ребенок абсолютно здоров с логопедической точки зрения. Но есть дети, у которых с развитием языка не все обстоит благополучно, и их ставить в такие условия очень рискованно. Потому что у них языковая способность и так слаба, а тут еще два языка дополнительно. Что нередко происходит с нашими эмигрантами, когда они уезжают в другую страну с другим языком? Если у ребенка его языковая способность недостаточно

полноценна, то он какой-то язык теряет, например, родной, и остается с одним языком. Как видите, даже метод погружения в языковую среду срабатывает не для всех, а только для здоровых  и благополучных в  речевом развитии детей. Да, на Западе изучать два-три языка – это обычное дело, именно потому, что там не проблема  школьнику поехать в другую страну.  Он как бы походя общается со сверстниками, осваивает разговорный язык. Такой методикой в детских садах у нас не пользуются по очень банальной причине: где вы найдете такого учителя, который пойдет за гроши учить дошколят иностранному языку на высоко профессиональном уровне.

Когда молчание не золото.

- Многие родители тревожатся, что их дети до трех, а то и до пяти лет плохо или совсем не говорят. Насколько оправданна родительская тревога?

- Если говорить о норме, то  нижний предел, в котором  ребенок должен  произносить первые слова, - год и два месяца. Для появления первых простых фраз из двух слов предельный срок - два года и два месяца. Действительно, есть дети, у которых первые слова появляются в два года. Это очень серьезная публика, среди них нередко выявляются те, у кого страдает не только речь, но и психомоторное развитие. Проблема дифференциации на раннем этапе детей, которые просто  позже стартуют, но очень быстро догоняют своих ровесников, и тех, которые так же, как первые,  поздно стартуют, но дальше так же поздно и неполноценно развиваются, - очень сложная проблема. Над ней ломают головы ученые всего мира. Для того чтобы отличить первых от вторых, нужно не только скрупулезно и детально выяснить  всю историю течения беременности и наследственности, но и обследовать  самого ребенка. Механически опираться на цифры и показатели нельзя.

- Но есть какие-то очевидные и достаточно характерные признаки, которые должны насторожить родителей?

- Мой опыт говорит о том, что у тех, кто столь поздно произнёс свои первые слова  , как правило, имеется более серьезная общая патология.  Таких детей, к счастью, не очень много. Значительно больше тех, которые очень поздно произносят первые фразы - в два с половиной, в три года. Больше всего споров среди специалистов по этой категории детей. Потому что есть среди них те, кто  имеет только темповую задержку. Тогда  это просто конституциональная норма, своеобразие развития. А  есть дети, у которых неумение построить фразу, - первое проявление аномального развития. Назвать надежные признаки отличий первых детей от вторых может только специалист. Я считаю, если у ребенка на третьем году жизни большие сложности со слоговой структурой, вместо «платье», «карандаш» он говорит «патя», «кадас - это, как правило, всегда проблема, требующая обращения к специалисту. Когда на третьем году жизни, речь у ребенка настолько неразборчива, образно говоря, «каша» во рту, - это тоже повод, чтобы обратиться к логопеду.

Если, например,  при обследовании не только речи, но и психического развития ребенка , я обнаруживаю недостатки в интеллектуальной, когнитивной сфере, симптомы, которые говорят о том, что имеются признаки органического поражения мозга, это склоняет чашу весов в сторону речевой аномалии. При темповой  задержке обычно гармонично отстают все показатели - и грамматика, и словарь. А когда это ранние формы недоразвития, то мы  чаще видим дисгармонию. Например, фразы уже произносятся, а звуконаполнение настолько бедное , что понять ничего невозможно. Чувствуешь, что там вроде бы фраза, но смысл ее можно только угадать. Получается, что один показатель соответствует  хронологическому возрасту, а второй на полгода, на год отстает. Такие дисгармоничные проявления свидетельствуют в большей степени в пользу патологии, чем просто темповой задержки. Хороший специалист увидит еще какие-то неуловимые признаки, которые  подсказывает ему его  профессиональная интуиция. Это своего рода искусство. Весь мир  ломает голову над проблемой ранней диагностики дефектов речи. И все ученые мира ищут ориентиры, прогностические симптомы, за которые можно зацепиться, чтобы развести тех, кому нужна логопедическая форма, а кому нет. В возрасте двух-трех лет это всегда неточно, приблизительно, риск ошибки всегда велик. Но лучше перестраховаться, чем наоборот, по крайней мере, проигрыш будет меньше. Нужно, как во всем цивилизованном обществе, раз в год приводить ребенка к логопеду на прием и, убедившись, что все хорошо, спокойно идти домой. Это реально. Потому что в каждой детской поликлинике есть детский логопед, который ведет прием бесплатно. В психологических центрах есть тоже штатный логопед и тоже бесплатно оказывающий помощь.

Пить или не пить лекарство?

- Александр Николаевич, а как вы относитесь к раннему медикаментозному лечению детей с речевыми нарушениями  от 1года до 3 лет?

- В ряде случаев положительно. Но, тогда, когда это обосновано. Не всегда и не всем медикаментозное лечение необходимо. Сегодня в зарубежных центрах  проводятся специальные исследования с помощью функциональной магнитно-резонансной томографии, которая  позволяет очень качественно и тонко оценить состояние мозговых структур. Эта аппаратура регистрирует состояния мозга во время речевых нагрузок, чтения, счета. Ученые могут достаточно точно выявить конкретный субстрат, конкретные зоны мозга, которые  у детей-логопатов находятся в неблагополучном состоянии. Обычно, уровень их активности намного ниже, чем должен быть. Это происходит или из-за раннего повреждения  мозга во время  беременности и родов, или передается генетически При определенном биохимическом воздействии на эти центры удается подтолкнуть процесс созревания этих центров. Это не допинг. Это препараты, которые стимулируют созревание нервных клеток, образование нервных связей, поэтому в определенных случаях  применение лекарств оправдано и бояться этого не стоит. Но беда в том, что исправлением   речевой патологии у нас занимаются только логопеды. Врачи принимают  незначительное участие в ее лечении, так как многие недостаточно осведомлены в этом вопросе. В вузах врачей и психологов  в   очень ограниченном объеме знакомят с вопросами речевой патологии. И, скажем, детские неврологи, педиатры, те специалисты, к кому попадает ребенок в первые годы своей жизни под наблюдение, как правило, не считают нужным назначать лечение, если не обнаруживают у ребенка знакомого им неврологического расстройства. Кое-какие подвижки в этом плане происходят. Полтора года назад в Москве был педиатрический конгресс и одна фармацевтическая фирма, которая выпускает ноотропил, за счет своих средств провела для неврологов в рамках конгресса симпозиум, целиком посвященный дислексии.  Я выступал там с обзорным докладом. Реакция со стороны аудитории была мощная, потому что многие неврологи  впервые услышали, что есть такая форма патологии. В Питере недавно в рамках заседания общества неврологов главный детский невролог Татьяна Аркадьевна Лазебник, понимая значимость этой проблемы, пригласила меня на заседание общества. Но это все точечные акции, которые не делают погоды

Необходимо предпринять такие шаги, как например, проведение   тематических курсов усовершенствования для логопедов по неврологической тематике, а для неврологов – по логопедической, можно было бы это дело  с мертвой точки сдвинуть.

- Как вы считаете, есть ли необходимость  логопедической работы по профилактике дизорфографических ошибок в дошкольном возрасте  у детей- логопатов?

- Такая работа архи необходима. Например, в НОУ  УЦ «Престо, сотрудничающим с группой детских садов, где я являюсь научным руководителем, это мощное направление, включено в образовательную программу «Личность», которую я разработал с коллегами. Мы начинаем заниматься этой работой с младшей группы. Не торопясь, не поспешая, выпускаем детей уже читающими и готовыми к усвоению навыков письма.

- Как чтение влияет на грамотность в  письме  ?

- Я давно занимаюсь исследованиями чтения и его нарушениями.  В свое время у меня была разработана методика стандартизованной  оценки качества чтения, позволяющая надежно и вовремя диагностировать дислексию. Используя эту методику в 80-е годы я проводил исследование чтения в г. Лениграде. В этом году 400 детей в Питере и 700 детей в Москве были исследованы по той же методике  Дети получили те же тексты, что и в 1982 г.. Выяснилось, что за эти прошедшие двадцать с лишним лет существенным образом санизилось качество понимания прочитанного. Дети заметно хуже стали понимать текст. В скорости чтения есть некоторые позитивные сдвиги. Я это связываю с тем, что школы «болеют» скоростными показателями. Естественно, это ориентирует детей на скоростное, невдумчивое чтение, это становится привычкой, и качество понимания отступает на задний план. Вообще, в используемой ныне методике обучения чтению недостаточно внимания уделяется  глубокому проникновению в текст, неторопливому  продумыванию его.

Засыпаем под мамину сказку.

- Говоря о детях с дефектами речи, вы все время апеллировали к специалистам. Давайте поговорим теперь о родителях. Их роль, наверное, не менее значима?

- Чтобы ответить на этот вопрос, приведу один пример из собственной практики. Не так давно  я консультировал  одну семью.  Вполне интеллигентная семья, мама – искусствовед. Сыну четырнадцатый год, и он очень плохо читает, страдает дислексией. Я маму спрашиваю: « Какое у вас отношение к книгам? Как часто вы читаете?» Она призналась, что лет десять художественные книги в руки не брала, кроме специальной литературы. Но как в таком случае привить интерес к чтению ребенку?! Давно доказано: качество чтения у детей напрямую коррелирует с отношением к книге в семье.

- Но в данном случае речь идет о тяжелом патологическом состоянии. Разве на него могут влиять какие-то внешние факторы?

- Поймите, чтобы ребенок старался справить собственный дефект, он должен понимать, что книга – это ценность, что читать просто интересно. Есть ведь разные формы дислексии. Есть дислексики, которые плохо читают вслух, но понимают вполне прилично, особенно если их не торопить. А есть те, у кого большие проблемы с пониманием. Коррекция – очень трудный процесс, и нужно, чтобы ребенок был не пассивным исполнителем воли взрослых, а активным участником этого процесса.

Чтение вслух книг детям сегодня почти исчезло. Оно заканчивается на уровне двух-трех лет, когда укладывают спать со сказочкой. Но как только ребенок научился складывать буквы, родители говорят ему: «Теперь читай сам». Далеко не каждый родитель способен взвалить на себя труд читать вслух, да еще не то, что ему интересно, а что интересно его ребенку.

Но ведь книга – это еще и источник духовного, интеллектуального  развития. Получается, дислексик от этого отлучен. Значит, единственная возможность помочь ему развиваться - читать вслух. Достаточно самоотверженные родители берут на себя этот серьезный труд, но не могу сказать, чтобы их много было.

- Какие рекомендации могли бы дать родителям, дети которых запаздывают в развитии речи?

- В копилку, питающую развитие  речи, огромный вклад должны внести родители. Они должны не просто  общаться с ребенком на самые разные темы, но разговаривать с ним на доступном его пониманию уровне и в тех формах, которые близки ребенку. Речь взрослого должна быть построена оптимальным для ребенка образом: с простыми конструкциями, с повторениями, с интонационной акцентировкой.

Западные специалисты  первыми привлекли наше внимание к тому, как важно  еще до года начинать действовать в нужном направлении. Что нередко делает наш логопед, когда к нему приводят  ребенка в два года с отставании в развитии речи? Развивает речевую и развивает пальцевую моторику, рекомендует гимнастику губ, языка . Это конечно необходимо. Но к развитию языка и речи, это имеет косвенное отношение.  А все, что может двигать вперед речевое развитие, предполагает совсем другую работу с активным вовлечением родителей в общение и речевые игры с ребенком. Ребенка-двухлетку не посадишь, как пятилетку, выполнять упражнения. К сожалению методике психолого-педагогической помощи детям раннего возраста в наших институтах не учат.

Самая банальная рекомендация, которая часто дается родителям: вы не давайте ему этот предмет, пока он не скажет. Это издевательство над ребенком, потому что он нервничает, злится, это становится источником переживания. Ничего хорошего из этого не получается, хотя взрослый может  добиться своего. Гуманный путь  - развивать речь через гармоничную комфортную коммуникацию. Общение взрослого с ребенком должно быть ребенку приятным, ребенок должен понимать, что его слушают, его понимают. Общение всегда подразумевает две стороны. Не только говорение, но и умение слушать и понимать собеседника. Если у ребенка появляется ощущение, что его внимательно и заинтересованно слушают, то ему захочется попытаться сказать, или сымитировать речь взрослого.  Есть такое понятие «материнская речь», так говорят матери с грудными детьми. Это особая речь, но, как оказалось, именно она создает оптимальные условия, чтобы ребенок, взяв ее за образец, понял, принял, научился. Это совершенно необходимое, но, конечно же, недостаточное условие. Быть подключенным к миру ребенка – это естественное требование для родителей всех, здоровых и нездоровых детей. Это нормальное отношение в материнстве, в воспитании.

Педагогическое отступление.

- Качество отношений между близкими людьми, вероятно,  формируют не только речь, но и личность?

- На Западе проводились психологические исследования в области «теории привязанности». Они показали: когда ребенок рождается, между ним и матерью формируется особый тип отношений, который называется привязанностью. Это определенная система отношений и поведенческих реакций, которая обязательно включает чувство партнера: ты говоришь – я слушаю, я говорю – ты слушаешь. В некоторых семьях такие отношения существуют, и это формирует у ребенка чувство собственной значимости, любимости, ребенок понимает, что он в фокусе, что мама рядом, что  любой его писк всегда вызывет у нее отклик, она не повернется спиной. В ритм дышат, в ритм сердца бьются – так говорят в народе о таких отношениях.  В психологии это называется надежный тип привязанности. Он делает ребенка уверенным в себе, раскованным, ребенок охотно  идет на общение, он готов раскрыться, потому что  чувствует, что он интересен, что его готовы выслушать. На отношениях  с матерью выстраивается его модель отношения к миру.

- Как эта модель может трансформироваться в действительность?

 Есть, например, матери с очень высоким уровнем тревожности. Такая мать изначально относится к миру с опаской, а иногда  и враждебно. Иногда  она в свою систему отношений к миру включает и ребенка. Это, действительно, за гранью нормы. Потому что такой изоляционизм неадекватен с любой точки зрения.

Есть родители, которые свою жизнь полностью отодвигают, с головой уходят в материнство, всякие  интересы для них исчезают. Они заняты только ребенком. И считают, что у них единственная миссия дать все ребенку. Это жертвенный вариант материнства. У такой такой крайности,  к сожалению, иногда обнаруживается  своеобразная  обратная, негативная сторона. Когда ребенок подрастает такая мать осознанно или неосознанно ждет такого же ответа и от него, но не всегда получает это. Став взрослым,ребенок если и начнет отдавать, то, скорее, своим детям, чем ей. И ожидать, чтобы взрослый сын или дочь так же целиком посвятили себя матери, как когда-то она посвятила себя им, не вполне оправдано.

- Все эти воспитательные аспекты каким-то образом сказываются на речевом развитии?.

- Напрямую – нет. Просто любая патология, если она развивается на каком-то не очень адекватном или негармоничном фоне, усугубляется и утяжеляется. Допустим, мать с повышенным чувством тревожности невольно индуцирует ребенку  свои страхи, тревожно воспринимая окружающий мир.  Такие условия воспитания будут мешать многому, в том числе и речевому развитию.

Мать, поглощенная своей миссией, будет пичкать ребенка знаниями, не очень вглядываясь, хочет того или нет ее сын или дочь.  Такой родитель фактически навязывает своим детям свою волю против всякого их желания и ломает тем самым тот внутренний стержень, который бы позволил им реализоваться.

- Значит, некоторая доля родительского легомыслия не повредит воспитанию?

- Речь не об этом. Просто материнство и воспитание должны доставлять родителям удовольствие, это не должно быть постоянным самоотречением. И ребенок должен привыкать к тому, что мама – это живой человек, она может устать, она может и не захотеть, она может даже разозлиться и сорваться на  нем, может быть, даже необоснованно. Но в контексте гармоничных отношений он простит отдельные срывы, поймет ее.. Но если ребенок будет считать, что родители – это машина по обслуживанию его прихотей, то это приводит к матерому эгоизму и к неспособности сопереживать кому-то.

- В высоко обеспеченных семьях сегодня дети все чаще отдаются на откуп няням, а родители погружены в работу с утра до ночи. Как это сказывается на детях, в том числе и на их языковом развитии?

- Тут дело не в речевом развитии, а в психическом состоянии личности. Говорить-то ребенок может и у няни научиться. Вспомните Пушкина.  Но все-таки очень часто эта замена лишь частичная, и ощущение, что самый близкий человек от тебя очень далек, отзывается где-то глубоко на подсознательном уровне болью. И если  покопаться в истоках разного рода человеческих комплексов, то многие из них берут начала от недостатка родительской любви. Например, мама – научный работник. Пока она пишет свою научную диссертацию, ребенком занимаются все кто угодно. Мамины помыслы заняты другим. И самый трепетный возраст от нуля до трех лет лет маму как маму ребенок получает в гомеопатических дозах. Ребенок, допустим девочка, выросла, вышла замуж, родила  ребенка. И обнаруживается, что вот этого трепетного, я бы сказал животного,  нерассуждающего чувства материнства у нее нет. И она так же рационально холодно, формально любя, воспитывает своего ребенка, продолжая  строить свою карьеру. Естественно, она выстраивает под это основания: что самостоятельность – это хорошо, что ребенок в будущем  твердо будет стоять на ногах. Но когда он вырастает, то начинает точно так же воспроизводить этот сценарий в собственной семье.

- А что в этом плохого?

- А чего хорошего? Где же живое чувство? Согласитесь, лучше жить  в семье, где тобой интересуются, тобой любуются. Но это не значит, что каждый чих твой предупреждают. Просто ты понимаешь, что это самая близкая твоя родная душа и в два года, и в пять, и в двенадцать лет. Когда это так, совсем по-другому выстраиваются отношения и в возраст бури и натиска, когда ломаются все самые прочные связи. На Западе это изучали, оценивая влияние разных типов привязанности на развитие личности ребенка на протяжении 15-16 лет. Оказалось, что в тех семьях, где привязанность более сильная, дети, подходя к подростковому периоду, более открыты, более адаптивны, более интересно живут, радуясь каждому прожитому моменту. В этом и состоит смысл жизни. Радоваться не тому, что тебе что-то удалось: выиграл что-то, заработал, - хотя это тоже приятно – но радоваться тому факту, что ты просто живешь.

- Но из людей, живущих во внутреннем конфликте с собой, с миром вырастают нередко талантливые люди?

- А что, разве талант и счастье – синонимы?

- Не думаю.

- Да, талантливые люди подарили миру продукт своего творчества, но сами, если почитать их биографии, не всегда были счастливы. Понимаете, мы с вами – продукт советского воспитания . Что для него было важным в оценке человека?  Польза для других. Чему нас учили в советское время? Я – последняя буква в алфавите. Теперь, по прошествии многих лет,  я склоняюсь к западной психологии: Я – центр Вселенной, по крайней мере, на  дошкольном отрезке жини. Убежден, не может человек, который не любит себя, доброжелательно относиться к другим, ущемленный человек не любит других. Человек, который сам  тонет в самоедстве и считает себя  виноваты и в том, и в другом, и в третьем,  редко способен помочь другому. Я как психиатр много повидал таких людей с комплексами, причем нажитыми усилиями еще той, вчерашней  идеологии. Она из благих побуждений тыкала нас все время носом нас  в собственные недостатки, полагая, что  тем самым нас совершенствует. Но на самом деле такая идеология больше загоняет в комплекс неполноценности, ущербности.

- А не воспитаем ли мы излишними похвалами и вниманием самовлюбленную посредственность?  Может быть, детям нужно создавать какие-то искусственные трудности, преграды, чтобы они легче адаптировались в жизни?

- Самовлюбленность - это крайность. Я же говорю о любви, о позитивном принятии самого себя, о том, что человек, оценивая себя как хорошего, как достойного любви,  ожидает такой же  любви, признания,  понимания от окружающих. Он уверен, что заслуживает этого уже самим фактом своего появления на свет. Для этого не нужно быть каким-то особенным, знающим, красивым. На этом фундаменте вырастает и самоуважение, и чувство собственного достоинства, и чувство самодостаточности.

И потом, знаете,  реальная жизнь такая пестрая, из одних пряников не состоит., Стоит выйти за пределы собственной квартиры и попасть в живой социум, как  тут же можешь  получишь неожиданный  пинок. Жизнь порой подбрасывает нам целую серию неприятностей и тем самым все время вносит в наше состояние здоровый баланс. Чтоб не расслаблялся. Но вовобще -то воспитание  - всегда дело тонкое, это своего рода искусство.

- Зачем? Когда я говорю, что ребенок может быть любимым просто потому, что он есть, разве могут быть возражения на этот тезис? Разве надо заслуживать родительскую любовь? А ведь часто родители, не осознавая, что они делают,  прямым текстом говорят ребенку: «Ты плохо поступил, поэтому я тебя любить не буду». Родители даже не задумываются, как ребенок это воспринимает, какой это резонанс в нем вызывает. Взрослому что? Брякнул и забыл.

- Но свое негативное отношение к некоторым поступкам ребенка надо же как-то выражать?

- К поступкам - да, но не к ребенку. В этом большая разница. К поступку надо относиться так, как он того заслуживает. И это ребенок, кстати, поймет. А если из-за поступка малыша или даже подростка  перестанут любить, это совсем другая песня. Я консультировал семью, где родители решили привить ребенку принцип, что даром в этой жизни ничего не дается. Доходило до того, что сын чистил папе ботинки, только потому, что он за это ему заплатит. И они гордо делились со мной  своим методом воспитания.

- Разве они не понимали, какое чудовище может вырасти из этого ребенка?

- Чудовищем были родители, потому что у них, видимо, напрочь отсутствовало живое чувство любви, которое было подавлено в свое время семейным воспитанием. Это чувство  рождается с рождением ребенка у каждого нормального родителя. До трех лет нет опасности ребенка перелюбить или перебаловать. В Японии, например, с момента поступления в школу все резко меняется. Ребенок из господина превращается в подневольного. И это привело в Японии к своеобразному национальному комплексу неполноценности. Если почитать японскую  литературу, то это явственно ощущается.

          После стольких лет советской идеологической обработки очень трудно менять сознание наших воспитателей, убеждая что ребенок, его «я» должно быть  в центре. Ребенок, например, вовсе не обязан заинтересовываться тем, что вы ему предлагаете. Это вы, взрослые, обязаны уметь его заинтересовать, потому что вы профессионалы. А он не обязан. А ведь до чего доходило? В программах дошкольного воспитания одна из целей звучала так: ребенок должен уважать воспитателя. Полноте! Ничего он не должен! Воспитатель должен заслужить уважение. Когда между ним и ребенком будут нормальные человеческие отношения, тогда само собой придет уважение. Надо бороться с пангегемонизмом взрослых, потому что это идет из прошлого, которое  прочно в нас въелось.

Именно такую систему отношений мы выстраиваем в сорока детских группах, которые сформированы на базе десяти детских садов. Это своеобразные экспериментальные площадки, где идет непрерывный научный поиск. Там дети воспитываются в атмосфере взаимоуважения, любви, там по-другому выстраивается вся система отношений между взрослыми и детьми. Эти дети воспринимают и взрослых по-другому.

Мы ведем постоянный видеомониторинг, разбираем занятия по деталям, по частям: что удалось, что не удалось.  Если бездоказательно  сказать педагогу «делай так!», вряд ли это его убедит.

 Сотрудничество логопеда и воспитателя у нас в Центре тоже своеобразное. Логопед  является частью воспитательного процесса. Он не только специалист по коррекции - он ответственен за гармонизацию речевого процесса, за  коммуникативную  атмосферу. Это работает на профилактику речевых дефектов и гармоничное развитие речи.

Беседовала Надежда Королева.